Обыкновенные инопланетяне - Страница 57

А на крыльце его недостроенного дома сидел хозяйски один из китайцев. Весь проход занял, не протиснуться. И его прорвало.

– Тебя звали, что ли? – рявкнул он свирепо. – Какого хрена тут расселся? Надо – вон за оградой жди! Ур-род…

И пошел прямо на него. Если б китаец не посторонился… если б не встал и не отодвинулся… обрезок уголка у стены чернел и притягивал взгляд. Хороший такой уголок, сорок пятый, как раз по руке… Но китаец встал. И оказался на полголовы выше. Даже когда отодвинулся, все равно на полголовы выше. А уж насколько тяжелее…

– Мень, – вздохнул здоровяк. – Просто Мень. Куда идти? Меню некуда идти. Вот, пришел.

Ему стало неловко. Наорал на того единственного, кто как раз не был наглым. Уподобился, выходит. Противно-то как.

– Ну извини, – неловко буркнул он. – Проходи.

Здоровяк покосился на навесной замок.

– А, не закрыт! – отмахнулся он. – Это так, чтоб видно было, что дома нет никого.

– Худышка Уй?

– Нету, – пожал он плечами. – Женщины у меня не держатся. Уй ушла, Кошка Мэй ушла…

Здоровяк невыразительно глянул на него, подумал о чем-то своем. Потом вздохнул:

– Понимаю весь. Робкая Весна ушла. Тоже.

За окном уходило солнце. Они сидели вдвоем на кухне, пили чай, ужинали – и молчали. Чувствовалось, что китаец не против поговорить, да не знает как. Или не умеет. И не в языке дело, умение разговаривать – особое умение, ему учиться надо. С Худышкой Уй удавалось болтать вообще без знания языка, например… Воспоминание о красотке-китаянке отозвалось болью в сердце. Блин, так и инфаркт недолго заработать. Бедняга Мень. Такого жирдяя вряд ли кто когда любил, разве что мама, да и то сомнительно. Не дай бог при такой внешности иметь влюбчивый характер. Тут и рехнуться недолго. Или маньяком стать. Или возненавидеть весь мир.

– Худышка Уй – красивая худышка, – пробормотал китаец. – Как ветер…

– Порывистая? – подсказал он.

Мень благодарно повел толстыми пальцами.

– Туда-сюда, да. Веселит-развлекает. Умная еще. И честная. Полицай-головняк – а честная. Так странно, так необычно, так притягивает. Но – блудодейка. Блудодейка – ффух! Была – и вот нет. Другую найдешь.

– А Робкая Весна?

Здоровяк мягко улыбнулся. Непохоже было, чтоб он возненавидел весь мир.

– Робкая Весна – она… малышка зеленоглазая… я люблю ее, очень-очень. А надо, чтоб оба.

– Не любит?

Китаец подумал, неопределенно повел пальцами. Еще подумал.

– Любит, почему не любит. Байсина любит больше.

Незнакомое слово резануло слух. Байсин. Хайдзин – ребенок, байсин…? Мелькнула мысль, что он освоил чужой, очень непривычный язык с фантастической скоростью. Так не могло быть. Но… и Худышки Уй не могло быть тоже, и госпожи Тан – а они еще как были, до сих пор сердце саднит. Китайцы резко изменили его жизнь. Стали… своими, да. Свой среди чужих, чужой среди… м-да. Как там сказала госпожа Тан? Предатель, да?

Он внезапно ожесточился. Да, предатель! А такой народ заслуживает предательства! Напросились! Дожили до того, что с китайцем легче, чем со своими… с кем, кстати? С земляками? Так он приезжий, детских знакомств нет, какие они ему земляки. С согражданами? Ну вот еще, кто тут помнит, что гражданин? Тогда с кем? С русскими? Какие они русские, давно забыли про свою нацию, только разговаривают на одном языке… хотя, если учесть новый опыт в освоении языков, получается, что русский язык – очень разный язык, и говорящие далеко не всегда друг друга понимают правильно… Так с кем ему тут труднее, чем с китайцами? Со своими, как все говорят? Но местные ему точно не свои! Уроды!

– Байсин – он летает, – пояснил Мень, смущенный его гримасой. – Робкая Весна – военный пилот, пилот из небывалых! В небо влюблена, в байсина своего, братство чтит – что для меня оставила? Немного жалости, много уважения. А надо – любви.

Здоровяк задумчиво крутнул пальцами, он непроизвольно запомнил его жест.

– Я сам ушел, – признался Мень. – Не она, я. Не подумал и ушел.

Вот так они и говорили. С Менем оказалось легко разговаривать. Здоровяк отвечал честно на любой вопрос. Просто отвечал, не бросал подозрительных взглядов, не уклонялся, не отмалчивался. Вопрос – ответ. Так просто, так понятно. И оказалось, как он и чувствовал смутно, что не простые они китайцы, а беглецы. Робкая Весна – военный пилот. Уй Лицзинь – полицейское начальство. Урод Чень – профессиональный телохранитель. Мэй Мао…

– Кошка Мэй, – улыбнулся здоровяк, услышав вопрос. – Такая забавная Кошка. Очень прямая, очень сильная. Профессор сказал – талантливый администратор. Профессор умный, все знает, но вдруг шутил профессор? Он шутил – а мы не поняли.

– Мэй – как танк, – согласился он, припомнив манеру женщины говорить.

И руками показал, как она прет к цели без сомнений в голове. Здоровяк развеселился и согласно крутнул пальцами.

– Мне нужна Мао, – признался китаец. – Всем нужна. Сильная, и к цели идет прямо, не сворачивает-не сомневается. Прав профессор, очень-очень прав!

Да, а бежали они, как выяснилось, из Арктура. Арктур – город. Просто город. Только большой. Мень даже руки широко развел, чтоб показать, какой большой.

– Пекин? – уточнил он. – Шанхай? Гонконг?

Других городов так вот сразу не получилось вспомнить. Конечно, трудно помнить, чего не знал. Выяснилось, что о Китае он вообще ничего не знает. Ну нельзя же считать информацией сказки о Шаолине, да-нет? Вот и с городом этим непонятки. Мень сказал, на других языках у него названия нет. Один там язык, только диалекты разные. Да, в Китае все может быть. Арктур, надо же. Не очень китайское слово. Ага, а Чулым или Щербакуль, можно подумать, очень русские слова…